Бессмертники — цветы вечности - Роберт Паль

Варя и Саша слушали молча, сосредоточенно. Понимали: теперь с ними говорит не просто их давняя хорошая подруга, но член окружного комитета партии, его душа и секретарь.

— И еще для тебя, Александра Петровна. На декабрь комитет назначил провести окружную партийную конференцию. Место проведения и окончательную дату сообщим дополнительно, а пока, голубушка, надо готовиться. В твоем городе восемь тысяч рабочих, а партийная организация пока мала, даже очень, если говорить точно. Поработай, раскачай городской комитет, четко отмежуйся от кружков эсеров, чтоб люди не путались в элементарных вещах, не блуждали в трех соснах. Ну, а об остальном не буду, — говорили не раз…

Короткий зимний день подходил к концу, и Варя заторопилась. Проходя по коридору, обратила внимание на вешалку: там висело несколько дорогих шуб. В кабинете слышался приглушенный дверью разговор, это член Государственного Совета князь Вячеслав Кугушев принимал посетителей…

Навестив Черепановых и закупив продуктов к ужину, Варя вернулась домой. Уставшая от массы впечатлений Ниночка не дождалась, пока она растопит плиту, и заявила, что не голодна и идет спать. Через минуту в спальне все стихло. Когда Варя заглянула в ее комнату, та уже спала. Она поправила подушку, подоткнула одеяльце, осторожно убрала плюшевого Мишку — и задумалась. Ей вспомнилось, как вот здесь, на полу, словно охраняя спокойный детский сон, сидел с этим Мишкой в руках тот, кого Саша Орехова назвала сегодня Петром Литвинцевым. В ту ночь она просто не знала, как от него избавиться, куда деть. Пришлось сбегать за Сашей. Когда они пришли, он, не дождавшись их, уснул. Уснул, привалившись спиной к стене и уронив голову на грудь, — такой большой, сильный и в то же время смертельно усталый человек…

Тогда, казалось, она обратила внимание только на это, потому что очень волновалась. Но теперь вспомнилось и другое: его изможденное, заросшее, но в общем-то вполне приятное лицо, синий, наколотый тушью якорек на кисти левой руки, розовый шрам на шее, чуть повыше плеча.

Если б она знала тогда, кто он в действительности — этот посланец Нижнего Тагила! Матрос с «Потемкина»! Трудно представить, сколько пришлось пережить этому парню, пока за ним гналась полиция. Впрочем, представить еще можно, пережить другое дело. Такое не каждому по силам, не каждому по плечу.

В тот вечер они сразу же из за чего-то повздорили. Из-за чего? Из-за того, что она не дала ему явки к Накорякову? Но ведь у нее нет и не может быть этой явки, ибо Накоряков — это Назар, а Назар это боевая дружина, тайны которой охраняются еще строже, чем тайны типографии!

Да, о Накорякове они говорили, но спорили из-за чего-то другого. Теперь уж, видно, не вспомнить, хотя это и не имеет никакого значения Просто придется при встрече извиниться — вот и все. Наверное, она действительно виновата перед ним.

Истопив на ночь печь, она села к столу и весь вечер настойчиво штудировала взятую у «Хадичи» литературу. Завтра у нее занятие в кружке Потом беседа с девушками-дружинницами в швейной мастерской Степаниды Токаревой. Это — просьба и поручение Назара и ей хочется чтобы девушки остались довольны.

Покончив с делами, она совсем уж было решила забраться в постель, но тут послышался условный стук в ставень, и она поспешила открывать.

Поздней гостью оказалась жена рабочего, по решению комитета устроенного на должность надзирателя в уфимской тюрьме. Этот мужественный человек стал надежным связующим звеном между организацией и теми, кого уфимской полиции удалось вырвать из ее рядов и упрятать за высокими стенами тюремного замка. Через него заключенные узнают о работе на воле, о ходе следствия по их делу, о судьбе их родных и друзей. Через него передаются письма, лекарства, прокламации, а иногда и кое-что посущественнее. Сейчас он передавал, что против арестованных симских рабочих затевается что-то нехорошее. Тюремное и другое черносотенно настроенное начальство натравливает на них уголовников из соседних камер. Товарищ опасался, как бы эти головорезы не устроили в тюрьме резни политиков, просил передать это комитету и защитникам симцев. Подобное в российских тюрьмах уже случалось, значит, дело серьезное. Завтра же утром она разыщет нужных людей и передаст. Но ведь до этого завтра еще целая ночь!

Глава седьмая

Отыскав Накорякова на его явочной квартире, Литвинцев сразу предупредил:

— Я надолго, Назар. Пока не выложу все свои вопросы и не получу на них толковые ответы, не уйду. Даже если выгонять станешь. Вот так-то, веселый человек.

Накоряков закрыл книгу, которую перед его приходом читал, пригладил светлые волосы на голове, довольно крякнул и почти лег грудью на стол.

— Давай, Петро. Рано или поздно с вопросами нужно кончать. По-моему, лучше раньше. Верно?

Волнуясь, Литвинцев рассказал, какое впечатление произвело на него знакомство с уфимскими боевиками и уставом их организации, как не хватало такой организации и такой связи с рабочими черноморским морякам, и тут же признался:

— Все здорово, все грандиозно, но главной задачи вашего плана что-то не пойму. Есть же она — главная, конечная?

— Разумеется, Петро, есть. Ты прочел устав, но устав — это еще не план, сам понимаешь.

— Это я понимаю. И все-таки?

Накоряков медленно поднялся, вышел из-за стола, прошелся по комнате.

— Об этом тебе лучше было бы поговорить с руководителями совета дружины, но раз их нет, попытаюсь объяснить сам. Так сказать, в общих чертах, без деталей. Остальное обмозгуешь сам.

Он опять сел, опять тяжело навалился на край стола и, щуря светлые близорукие глаза, заговорил:

— Главная наша задача — подготовить победоносное вооруженное восстание на Урале. Когда? Это будет зависеть от развития революционного процесса в стране в целом. Мне представляется, что Урал наш должен выступить одновременно с такими важными пролетарскими районами, как Петербург, Москва, Центр, Юг, полностью согласуясь в этом вопросе с Центральным Комитетом партии и его Военно-Боевым центром. Овладев положением на Урале, мы тут же начнем формировать массовую революционную армию, основой которой должны послужить ныне существующие отряды и инструкторские школы. Эта армия, вооружившись из местных арсеналов, двинется на помощь революционным центрам, ведя полевую войну с регулярной армией правительства. В случае временных неудач в столицах свободная территория рабочего Урала может стать той революционной и материальной базой, которая даст возможность партии перестроить свои силы и нанести решающий удар царизму… Вот она какая, наша задача, Петро. И главная, и конечная.

Нарисованная Накоряковым картина ошеломила, захватила дух. Петр и не заметил, как в зубах его оказалась папироса, а комната наполнилась табачным дымом. Спохватившись, он принялся извиняться, но хозяин лишь махнул рукой — кури, мол, что уж тут! — и тоже потянулся к пачке.

Какое-то время оба молча и сосредоточенно курили, точно переваривали только что сказанное.

— Хорошо, очень хорошо! — прервал это молчание Петр. — Но как нам все-таки прежде овладеть Уралом? Здесь что ни город, то гарнизон, а ведь армия — это тебе не полиция, которую действительно можно разогнать втайне подготовленными рабочими отрядами. Что думает штаб об армии?

— Наш штаб считает, что страх перед армией — досадное наследие прошлого, — мягко улыбнулся Накоряков: — Они у нас такие герои, что берутся разделаться с ней чуть ли не в два счета…

Видя, что товарищ шутит, Литвинцев нетерпеливо заерзал на стуле.

— Я серьезно, Назар. Давай пошутим потом.

— А я в общем-то тоже не шучу. Наши специалисты действительно считают, что армию можно нейтрализовать. Что для этого требуется? Прежде всего активная революционная агитация в солдатской массе. Когда армия начинает волноваться и митинговать, согласись, это уже не армия.

— Ну а офицеры?

— Все командование гарнизонов будет заранее взято на заметку и накануне выступления арестовано. Как, по-твоему, это можно сделать?

— Можно! — с горячностью отозвался Петр. — Но лишь в том случае, если все будет подготовлено исключительно здорово и в глубочайшей тайне, не то все может обернуться наоборот.

— Это наши гарантируют.

— И чтобы во всех городах и заводах выступление произошло одновременно.

— А вот это — самое трудное, — закашлялся дымом Назар. — Пока нам до этого еще очень далеко. Больше того, мы, я имею в виду партийные организации, еще не всегда успеваем за стихийным движением революции, а нам не в хвосте плестись, а возглавлять ее надо, понимаешь? Вот — два примера. Летом этого года вышел из повиновения властей воинский гарнизон Златоуста, а рабочие города поддержать его готовы не были. В итоге — полный провал. Недавно стихийный бунт вспыхнул в поселке Симского завода. Рабочие изгнали полицию, стражников, полностью овладели заводом и поселком, но прибывшие солдаты и казаки перевернули наш Сим буквально вверх дном. И так, к сожалению, пока повсюду.